Хирургия в искусстве
В реставрационных мастерских Третьяковской галереи картины реанимируют, как людей: медицинскими скальпелями, шприцами, рентгеновским оборудованием. И руководствуются правилом «не навреди».
Ассоциации с медициной возникли сразу. Белые халаты, сосредоточенные лица, большие столы посредине комнаты. Совсем не так я представляла себе реставрационные мастерские Третьяковской галереи, где нам предстояло провести один рабочий день. Всего в музее семь таких структурных подразделений, и первым делом нас отвели в отдел научной реставрации графики XVIII – начала XX века.
Над столами висели огромные вытяжки, но краской, лаками и растворителями все равно пахло.
На одном из столов лежали наброски Валентина Серова, на другом – рисунок Константина Коровина. По коже пробежал холодок, я никогда не видела работы великих художников лежащими вот так запросто, без рамок, на столе. «Театральный эскиз Константина Коровина называется «У стен старого города», – говорит реставратор Ирина Быкова. – Обратите внимание, здесь смешанная техника: темпера, гуашь. Вот тут, видите, краска приподнялась и начала осыпаться. Осыпь и края я приклеиваю специальным составом на спиртовой основе». Каждый мельчайший кусочек краски Ирина приподнимает миниатюрным шпателем и клеит его при помощи тончайшей кисточки. Затем кладет сверху кусочек специальной бумаги, которая ни к чему не приклеивается, а сверху – груз: мешочек, наполненный охотничьей дробью. Работа долгая и кропотливая.
Отдел возглавляет Алина Тейс – старейшая сотрудница Третьяковки, работающая здесь с 1963 года. Хотя этой крепкой красивой женщине сложно дать больше 55 лет. Ее мать, Елизавета Костикова, стояла у истоков российской реставрации, заведовала мастерской реставрации графики в Реставрационном центре им. академика И.Э. Грабаря, а сейчас готовится отметить свой столетний юбилей. А Алина Тейс, выпускница Суриковского института, была ученицей и последовательницей Елены Дивовой, первого реставратора графики в Третьяковке. Во время Великой Отечественной войны фонды музея перевезли в Новосибирск, и Елена Дивова следила за тем, как в одном из театров в ящиках хранятся произведения искусства. После 1945 года она более десяти лет монтировала картины для экспозиций, занималась реставрацией графики. «Однажды Елена Николаевна, как обычно, занималась монтажом, – рассказывает Алина Тейс. – А монтажники, работающие рядом, то молоток у нее возьмут, то другой инструмент. Ей это надоело, и она попросила мужа просверлить во всех инструментах дырочки, чтобы подвесить «ожерелье» себе на шею на веревке. Жила она на Молчановской и летом ходила домой через мост. Однажды идет она домой, на нее все люди оборачиваются, улыбаются. «Наверное, я сегодня такая интересная!» – подумала Елена Николаевна и только после заметила, как по ногам стучат инструменты».
Что касается нынешней «текучки», то отдел Алины Тейс готовился к выставке Константина Коровина, затем в планах – летняя выставка «Лубок» Марка Шагала и попутно – приведение в порядок графики из фонда: коллекций Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова. Но в действительности в этот отдел Третьяковской галереи попадает «на лечение» не только графика в привычном смысле слова, а все, что выполнено на бумаге, пергаменте, картоне, даже иногда на холсте и не относится к древнерусской или живописи ХХ века.
Реставратор Инна Соловова показала мне несколько миниатюр на слоновой кости XVIII века – крошечные портреты, которые носились в медальонах вместо фотографий. Под полупрозрачную костяную пластину с портретом подкладывали фольгу – для придания тона лицу. Барышням, для румянца, – золотую фольгу, а мужчинам, для аристократической бледности, – серебряную. Инна устраняет в пластинах трещинки, работа очень тонкая – просто удивительно, как она может нравиться такому активному, бойкому, веселому человеку. Оказалось, тихих и медлительных людей в реставрационных мастерских не так уж и много.
Все реставраторы отдела имеют высшее специальное образование и высшую квалификацию по реставрации графики. Инна Соловова попала сюда двадцать лет назад, причем не по своей воле: так уж случилось, что в отделе реставрации станковой живописи не было свободной ставки. Но новая специализация так ей понравилась, что, когда через два месяца место в отделе живописи нашлось, Инна от него отказалась. «А что делать вот с этой редчайшей костяной миниатюрой – еще не знаю, – говорит Инна, показывая прижизненное изображение Екатерины II на коне, с внуком и арапом. – Нужно отклеить от костяной пластины бумагу. Спиртом не получится, а водой нельзя: согнется и растрескается кость». Но можете не сомневаться: решение проблемы точно будет найдено. Причем совместными усилиями.
Вообще-то реставратор Третьяковской галереи не вправе ничего делать по своему усмотрению с доверенной вещью без разрешения Совета – коллегиального органа Третьяковки. И здесь никому не нужно объяснять, что реставратор прежде всего сохраняет памятник. Он ничего не добавляет от себя: не дорисовывает утраченное без веских доказательств, что автор задумывал именно так, не исправляет, не долепливает, не использует синтетику. И применяет только «обратимые» материалы, например акварель, которые можно в любой момент убрать с произведения. Более того, специалист обязан вести так называемый паспорт произведения искусства. В документе, иногда занимающем несколько томов, хранится информация об истории сохранности, результатах научных анализов и исследований с детальным описанием, что какой реставратор сделал, когда и каким образом.
Чаще всего отдел графики занимается восстановлением цвета пожелтевшей от времени бумаги. То есть «лечит» основу произведения и красочный слой. Желто-зеленое небо вновь становится голубым, и некоторые тонкие линии «проявляются». Удивительно, но желтизна с бумаги выводится водой. Вымачивают рисунки очень просто. Их кладут оборотной стороной на несколько слоев мокрой фильтровальной бумаги, вода «вбирает» желтизну, и бумага светлеет (правда, метод не работает на хрупкой пастели или медовой акварели). Затем рисунок сушат и выравнивают в специальном шерстяном сукне под прессом с давлением в 5 бар.
Чтобы склеить порванные листы при помощи клея из крахмала, реставраторы щепетильно подбирают по цвету и структуре нужную «заплатку». В шкафу бережно хранится старинная бумага. У старой бумаги бывают болезни. Самая обычная называется «фоксинги» – такие ржаво-рыжие пятнышки, которые все видели в старинных книгах. «Лисьи пятна» также удаляют водой. Для демонстрации фоксингов реставратор Анна Исайкина принесла рисунки Ильи Репина, Ивана Крамского и Антона Лосенко. Я уже начала привыкать к тому, что в реставрационные мастерские Третьяковки попадают только ценные экспонаты. К слову, некоторые из них никогда не оказываются на выставках. Что поделаешь, если у публики графика по популярности всегда уступает картинам маслом?
Добраться до жемчужины
В отделе научной реставрации древнерусской живописи царил удивительный покой. Над огромными иконами склонились реставраторы, лица которых были озарены мягким светом ламп. На восстановление одной иконы может потребоваться до десяти лет работы. Со временем они ветшают и нуждаются в укреплении (консервации). Кроме того, необходимо разобраться в количестве поновлений, скрывающих первоначальную живопись. «Поновители» икон в прежние века «записывали» иконы, иногда меняя их облик в угоду вкусу своего времени. Не всегда отношение к живописи было бережным: могли помыть потемневшую поверхность золой или даже «почистить» пемзой. При этом не только удалялись грязь и темная олифа, но и сильно терялось изображение. В задачи современного реставратора входит «открыть» авторскую живопись, вернуть первоначальный облик произведения. В этом помогают научные исследования, экспертизы и интуиция. Все реставраторы отдела икон Третьяковки – люди верующие.
Реставратор с тридцатилетним стажем Антонина Собаршова уже три года работает над редкой иконой Азовской Богоматери петровского времени. В мире известны только три иконы этой иконографии: две другие – в Государственном музее истории религии в Санкт-Петербурге и московском храме Ризоположения на Донской. Икона Третьяковки – самая древняя из них, написана в 1696 году в честь взятия Азова. «При помощи микроскопа, который дает увеличение изображения до 40 раз, мне удалось отделить верхний слой записи от оригинала, – рассказывает Антонина Ивановна. – В лике Богоматери появилась красивая легкая улыбка, мягкий нежный взгляд, открылся очень красивый чепец – тонкой вязью с серебром». Раскрылись и новые детали: «змеи дракийские» – олицетворение победы в кампании, Хронос с песочными часами на голове, высекающий на камне очертания крепости с образом святого Георгия Победоносца. Чтобы понять, что может быть скрыто под слоями краски, Антонина Собаршова ездила в командировки изучать аналоги, перечитала гору литературы, заказала необходимые лабораторные анализы, совещалась с коллегами и взялась за инструмент. Профессия реставратора даже инструментами напоминает хирургию: он использует настоящие медицинские инструменты – глазные и брюшные скальпели, шприцы (для «подведения» клея в труднодоступные участки), зубные зонды и ватные тампоны. А о принципе «не навреди» мне без устали говорили весь день во всех отделах.
Для анализа произведения применяется сразу несколько методов. Ультрафиолетовое излучение позволяет определить различные наслоения лака и увидеть участки поновлений. Инфракрасный свет просвечивает контур «скрытых» рисунков, верхний слой становится «прозрачным». Спектральный анализ помогает определить химический состав красок и лака. «Мы пока пользуемся довольно ограниченным набором приборов спектрального анализа, – говорит реставратор Дмитрий Суховерков, – хотя в мире уже существуют мультиспектрометры. С одного маленького участка картины они считывают сразу всю информацию, и не нужно производить пробных вскрытий участков. Наша профессия заставляет постоянно читать специальную литературу, владеть основами физики, химии, знать основы экспертизы и других наук. Тем профессия и интересна».
– А что налито в этой баночке? – полюбопытствовала я.
– Рыбий клей, – неожиданно ответил Михаил Шитов. «Рыбий клей» реставраторы Третьяковской галереи изготавливают сами – из плавательных пузырей осетровых рыб. Высушенные специальным образом на рыбзаводах заготовки измельчают, варят на паровой бане, затем «желе» режут на куски, снова сушат – и получают гранулы, похожие на янтарь. По мере надобности гранулы растворяют в воде и укрепляют полученным клеем отстающие участки древней живописи. «Наша приборная база далека от совершенства, – говорит главный хранитель Третьяковской галереи Татьяна Городкова. – Сейчас мы думаем, по какому пути будем двигаться. Нам нужны аппараты, которые бы позволили проводить реставрацию более осмысленно, а также решать вопросы атрибуции произведений, создавать паспорта сохранности».
Иногда бывает, что в процессе работы над иконой происходят неожиданные открытия. Так, образ «Утоли мои болезни» XIX века скрывал более древнюю, написанную в XVI веке «Богоматерь-млекопитательницу». Это довольно редкий для русского иконописания сюжет, где Богоматерь кормит грудью Младенца. Под поздним изображением Тихвинской Божией Матери оказались три избранных святых в полный рост, написанных в XVI веке: святых Екатерины, Марии Египетской и, по-видимому, святого Иакова, брата Господня. «А как вы определяете, какой слой оставить: самый старый или художественно более ценный?» – не удержалась я. «В спорных ситуациях применяется расслоение, – объясняет Михаил Шитов. – Например, я работал над иконой «Пророк Иезекииль», где на изображении XVI века было решено сохранить участок с масляным свитком».
Дмитрий Суховерков удалял поздний лак с иконы XVI века. Сверху тонкой кистью наносил растворитель, затем, когда лак размягчался, осторожно подцеплял хлопья частиц покрытия, открывая миру новый шедевр. «Обратите внимание на вот эти узкие поля, – говорит он. – Икона первоначально была другого размера. Она находилась в Благовещенском соборе Сольвычегодска, в вотчине «именитых людей» Строгановых. В XIX веке икону выкупили старообрядцы и подновили в своем вкусе: позолотили фон, нимбы, приписали рамку. Видите изображение жемчужины? Это XIX век, но я уже знаю, что под ним скрывается более древняя жемчужина, XVI века, до нее еще предстоит добраться».
Реставраторы привели в порядок все иконы действующего храма-музея Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее. «Иконы находятся в собственности нашего музея, но постоянно живут в храме в специальных витринах, где создан нужный микроклимат, – пояснил Михаил Шитов. – Среди них – чудотворные иконы Богоматери Владимирской, Иверской, Дмитровский крест. За ними мы ведем постоянное наблюдение».
За последние лет 25 десять человек этого отдела отреставрировали более 400 памятников древнерусского искусства! Состав отдела за это время почти не изменился. И это притом, что зарплаты реставраторов Третьяковки могут составлять 10–15 тысяч рублей в месяц. «В 90-е годы от нас в другую мастерскую ушел один человек, – вспоминает Антонина Собаршова. – Тогда нам даже, извините, зарплату продуктами платили, американской гуманитарной помощью: сухое молоко, крупы, сахар. Но я считаю, что большинство из нас здесь держит не зарплата».
Ирина Аверина в Третьяковской галерее работает восемнадцать лет, до того она еще долгое время реставрировала иконы в храмах, куда приходилось выезжать в командировки. Она вспоминает, как выглядели заброшенные храмы в 80-е годы: «Там царили такие запустение и грязь, что лужи вдоль стен не высыхали». Во всех реставрационных отделах трудятся только те, для кого эта кропотливая и вредная для здоровья профессия – призвание. Все имеют как минимум одно художественное образование, большинство – выпускники Московского государственного академического художественного училища памяти 1905 года и РГГУ.
Поставить памятник
Отдел научной реставрации скульптуры и предметов декоративно-прикладного искусства XVIII–XX веков, пожалуй, самый разносторонний. Здесь восстанавливают скульптуру из камня, дерева и металла, фарфоровые произведения и древнерусское шитье.
Первый человек, которого мы там встретили, был реставратор скульптуры Юрий Любченко, и я спросила его, с какими скульптурами ему больше всего нравится работать. «С Врубелем», – коротко ответил он. Прикасаясь к произведениям великих, всегда остается приятное ощущение встречи с тайной. На счету Юрия – несколько небольших открытий в искусствоведении. Например, он первым увидел в одной из врубелевских скульптурных композиций из гипса автопортрет художника и его будущей жены.
В мастерской Любченко на столе лежал огромный рельеф «Гектор и Аполлон». Как и многие другие экспонаты, он попал в Третьяковку из Академии художеств. Гипс растрескался, раскрошился, загрязнился – в общем, несложная задача для реставратора высшей категории. Но и «на ровном месте» бывают неожиданности. «Вот здесь была утрачена рука, – поясняет Юрий Любченко. – Она была подклеена. Но если изучить закономерности этой академической вещи, то станет понятно, что рука не авторская. Понимаете, не мог скульптор сделать такую ошибку перспективы. Я думаю, это грубая работа предыдущего реставратора».
Мы разговорились, и Юрий отметил, что реставраторы сталкиваются и с пикантными историями. В доказательство он вынул из шкафа… деликатную часть мужского тела. Юрий объяснился: «Однажды я занимался композицией «Сатир и вакханка» Михаила Козловского. Реставрационный совет согласился с тем, чтобы снять деликатный листочек с Сатира. Под ним действительно оказалось все, что присуще Сатиру, – в соответствии с подлинным замыслом автора. Но с некоторой недостаточностью момента. Я, разумеется, не имел права вылепить недостающее и провел научную работу. Снял слепок с подобного фрагмента работы Козловского – и теперь полноценный Сатир в фондах дожидается встречи с посетителями музея, а один из пробных слепков лежит у меня в шкафу среди других участков гипсовых композиций».
В это время за перегородкой корпела над убором с иконы «Господь Вседержитель» Светлана Королькова. Очищала ткани из льна, шелка и металлическое кружево, укрепляла лак, возвращала на место бусины из перламутра, стекляруса, речного жемчуга. За три года напряженного труда она выполнила лишь половину сложнейшей реставрации. Казалось бы, взял иголку и пришил. Но не все так просто. Сначала нужно по миллиметру очистить тампонами каждый участок экспоната, выкрасить в нужный тон тончайшие нити шелка-сырца. Затем – тонкой иглой укрепить швом «реставрационной сеткой» убор.
Светлана окончила Торжокское художественное училище золотного шитья и вот уже 23 года занимается реставрацией ткани – одним из самых трудоемких видов реставрации. Отложив из-за нас работу, она достала уникальный экспонат XVI века, двустороннюю вышивку с изображением святых. Мало того что такого рода экспонаты можно пересчитать по пальцам, они еще представляют огромный интерес с точки зрения истории реставрации. «Это уникальная реставрация 20–30-х годов, – сказала Светлана, – но так, как это сделали в 20–30-е годы, сейчас не сделает никто. Посмотрите, они смогли незаметно и деликатно подложить шелковый муслин между вышивками, укрепив все нитки, это невообразимо сложно».
У каждого сотрудника отдела скульптуры есть свое рабочее место в просторном помещении. Мне оно показалось по-домашнему уютным, за небольшой загородкой даже находился кухонный гарнитур с раковиной и шкафами. Оказалось, это лаборатория с оборудованием, шлифовальным станком, а в склянках – не соусы, а химические составы, в том числе ядовитые. На одном из шкафов кабинета висел плакат для проверки зрения, на другом стояли старинные весы, на которых раньше взвешивали химические вещества. В одном углу – две огромные фарфоровые вазы Императорского фарфорового завода, в другом – старинная люстра, подаренная Третьяковке пожилой жительницей московского Арбата.
В центре мастерской стоял у деревянных ворот художник-реставратор Павел Ерофеев. «Эти врата середины XVIII века к нам попали из музея МГУ в 30-е годы. – Павел явно с неохотой оторвался от дела. – В этом произведении применено очень редкое художественное решение: использование зеленого цветного лака по серебру». Павел работает на полставки, поскольку деревянных вещей в Третьяковке немного. По его словам, недавно галерея купила деревянную Параскеву Пятницу и ангела в полный рост.
У всех реставраторов есть творческие хобби. Почти половина пишет картины, другие занимаются коллекционированием, в том числе предметов искусства. Реставратор Ольга Буслаева в свободное от работы время любит собирать пазлы и бусы. Пазлы тем удивительны, что работа Ольги напоминает сборку гипсовых пазлов, где нужно соединить одновременно множество граней. «Что вы! Меня это занятие нисколько не раздражает, – улыбнулась Ольга Буслаева. – Если в день удается соединить 10 частей – огромная победа. Обычно – два. Сейчас я собираю скульптуру работы Николая Дыдыкина, которая разбилась на сотни фрагментов. Это скульптурный портрет художника Павла Корина, написавшего «Русь святую» и «Александра Невского». В Музее Корина на Пироговке в Москве прогнили полы, и скульптура рухнула. На моей памяти такое случилось впервые, хотя я уже работаю тридцать лет. Наконец музей закрыли на реконструкцию».
Подлинный Коровин
Когда мы добрались до отдела научной реставрации масляной станковой живописи XVII – начала XX века, рабочий день уже закончился. Было обидно: ведь это самый большой реставрационный отдел в Лаврушинском переулке. И притом самый молодой, средний возраст сотрудников здесь – 35 лет. Среди полотен Константина Коровина работал в одиночестве, ожидая журналистов, реставратор Иван Салахов – сын художника Таира Салахова, брат известной галеристки и художницы Айдан Салаховой. Иван работает в Третьяковской галерее пятнадцать лет, учится в аспирантуре Московского государственного университета дизайна и технологии. Я застыла перед полотном «Ловля рыбы в Мурманском море», над которым одновременно работали все 9 человек отдела – чтобы успеть к началу выставки. Сильно пахло краской. «Здесь мы удалили старый лак и грязь, устранили прорывы холста, сдублировали авторский холст на новый реставрационный холст, подвели грунт в утраты, затонировали его акварелью, покрыли лаком и затем уточнили масляной краской», – начал рассказывать Иван. Передо мной замелькали картины Коровина: «Портрет княгини Софьи Николаевны Голицыной», «Покупка кинжала», где сильно пожелтевшая толстая лаковая пленка мешала колориту картины. «Это сложная реставрация, «Портрет Анджело Мазини», где много утрат и дорисовок, – показал Иван Салахов свою работу. – Видите, фотография картины в ультрафиолетовых лучах, сколько черных пятен – это все поздние не авторские записи».
В центре помещения стоял огромный вакуумный стол – один из первых появившихся в России в 1995 году. Он позволяет качественно и быстро приклеивать красочный слой, устранять деформации холста и проводить другие работы. «Сейчас нашим вакуумным столом уже не удивишь профессиональных реставраторов, – объясняет Иван.– Мы много ездим с выставками за рубеж и стараемся перенять там технологии по части новых материалов. В России их почти нет – наша школа очень консервативна. У нас есть кое какие образцы из США, но пока мы еще только решаем, соответствуют ли они нашим требованиям».
Штучный товар
Всего в Третьяковской галерее работают 50 реставраторов разных категорий. Часть мастерских расположена в Лаврушинском переулке, часть – на Крымском Валу в Москве, где размещается вся музейная коллекция XX и XXI веков. Каждый год эти отделы в среднем реставрируют от 700 до 1000 различных произведений. «Я с гордостью могу сказать, что мы вырастили новое поколение блестящих реставраторов, – говорит главный хранитель Государственной Третьяковской галереи Татьяна Городкова. – Другое дело, что у нас в стране еще не решена юридическая проблема аттестации реставраторов». Раньше существовала Всероссийская аттестационная комиссия, но вот уже восемь лет, как ее нет, а значит, и категории реставраторам не присуждаются. Это создает сложности при приеме на работу – непонятно, какой сложности работы можно человеку доверить, – и сказывается на зарплатах.
– Для музея все профессии важны, но реставраторы – элита музея, «штучный товар», – подвела итог Татьяна Городкова. – Каждый из них – личность, а профессионализм где-то граничит с искусством. Конечно, здесь много и ремесла: понимание процессов старения, особенностей материалов… Но тонкость цветового восприятия – это уже талант. Глаз реставратора очень хорошо отличает цветовые соотношения, такой человек наделен художественными талантами, эмоциональными, у него руки с точными движениями, чуткое сердце и замечательные мозги.
Автор:
Оксана ПРИЛЕПИНА
